ОТЦЫ КИБЕРНЕТИКИ - БОГДАНОВ, АНОХИН, ВИНЕР. . . |
|
|
|
НЕТ ПРОРОКА В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ
|
|
- |
АНОХИН
Петр Кузьмич (1898- 1974),
|
Не подвергая сомнению приоритет российских ученых в данной
области, можно, однако, более внимательно отнестись к выбору
«главных героев». Так, академик РАН Н.Н. Моисеев в своей книге
«Алгоритмы развития» (1987) называет, по крайней мере, два
имени - П.К. Анохина и А.А. Богданова. Автор, в частности,
пишет:
«Еще за 15 лет до Винера П.К. Анохин также утверждал, что
наличие отрицательных обратных связей, обеспечивающих устойчивость
организмов, - это то самое главное, что присуще жизни, что
создает у живых существ целеполагание - стремление к сохранению
гомеостазиса, что отличает жизнь от процессов, протекающих
в неодушевленной природе. Ученики П.К. Анохина считают именно
его зачинателем современной биокибернетики.
Но, по-видимому, ни П.К. Анохин, ни Н.Винер не были правы.
Правильную точку зрения первым высказал, скорее всего, А.А.
Богданов, который еще в 1911 году занимался проблемами организационных
структур. Его книга «Всеобщая организационная наука, или Тектология»
написана довольно архаичным языком... Однако, если перевести
рассуждения А.А. Богданова на современный язык, можно будет
сказать, что он утверждал, что для развития организации любой
природы необходимы не только отрицательные, но и положительные
обратные связи. Любая организованная система, любое живое
существо в частности, если присмотреться внимательно к его
деятельности, проявляет способности реализовывать оба типа
обратных связей».
Добавим к этому, что «тектология» Богданова (если рассматривать
ее с позиций сегодняшнего дня) по существу и включала в себя
основы кибернетики, системного анализа и синергетики, а в
фантастическом романе «Красная звезда» (1908) он впервые описал
компьютер (электронный мозг), управляющий космическим кораблем.
Для сравнения, у А.Толстого в «Аэлите» (1922-1923) это делалось вручную... К
сожалению, идейные разногласия помешали вождю мирового пролетариата разглядеть в
творчестве Богданова положительное зерно. Вероятно, в этом и состоит одна из
причин долгого забвения данного мыслителя и его частичной «реабилитации» только
во второй половине 80-х. Если сопоставить политические
взгляды и дату смерти Н.А. Белова, это, возможно, прояснило
бы судьбу его работ.
Однако, поднимая престиж отечественных
ученых, совсем не обязательно при этом принижать иностранных.
Хочу подчеркнуть: Норберт Винер никогда не был врагом нашей
страны и никогда не пытался присвоить себе чужую славу. Напротив, посетив
в 1960 г. СССР, он имел самые дружеские контакты с советскими
учеными и высоко оценивал их деятельность. Неоспорим вклад
Винера в борьбу за мир в качестве писателя и публициста. Известно,
как негативно он относился к «бряцанию оружием» со стороны
американских военных и политиков, как осуждал их высокомерное
отношение к другим странам и народам. Сам Винер был чужд подобных
настроений.
Возможно, читателю интересно будет узнать, что отец Норберта,
Лев Соломонович Винер, эмигрировал в Америку в 1880 г. из
Белостока (ныне - Польша, тогда - Российская Империя), впоследствии
работал заведующим кафедрой славянских языков и литературы
в Гарварде и даже перевел на английский язык полное собрание
сочинений Л.Н. Толстого. Свои теплые чувства к России он передал
и сыну.
Факт ссылки в «Кибернетике» и других работах на А.Н. Колмогорова
нельзя рассматривать иначе как положительный. Разумеется,
если бы Винер знал о работах других российских предшественников,
а тем более как-то использовал их идеи в своей работе, он
сослался бы и на них. Очевидно, он о них просто не знал. Нелишним
будет напомнить, что в 1912 г., когда Н.А. Белов делал свой
доклад в Париже, Винеру было всего 17 лет, он учился в Гарварде
и ни о какой кибернетике еще не задумывался. Когда же дошла
очередь до нее... Ну можно ли всерьез требовать от математика
знакомства с трудами конференции врачей по сравнительной патологии
35-летней давности?! Скорее, уместнее задаться вопросом, почему
за все это время высказанные идеи не получили должного внимания
и практического развития, и прежде всего - в своем родном
Отечестве.
Безусловно, советская власть имела
достаточно времени и возможностей, чтобы официально установить
приоритет отечественных ученых (как это было сделано во многих
других областях науки), но почему-то не захотела. Возможно,
потому, что это значило бы также признать свое историческое
упущение.
Теперь о работах Н.А. Белова. Следует подходить с осторожностью к такому
термину, как «закон», поскольку он открывает широкие возможности для
интерпретаций и игры слов. Сравним, к примеру, словосочетания: закон Ньютона,
закон диалектики и закон бутерброда... Насколько можно понять из опубликованных
статей, то, что открыл
Белов, сегодня мы назвали бы «триггерным эффектом». Такой
эффект действительно наблюдается во многих системах - живых
и неживых, однако возводить его в ранг закона лично мне кажется
преувеличением. Читал ли М.А. Бонч-Бруевич опубликованную в 1912 г. работу
Белова, прежде чем создать в 1918-м свой электронный триггер, или
причинно-следственной связи тут нет, а есть лишь хронологическая
последовательность независимых друг от друга событий, сейчас не представляется возможным.
Кстати, триггер вовсе не является обязательным элементом вычислительных
машин, даже электронных, хотя бы потому, что, наряду с цифровыми
ЭВМ, существуют (и раньше более активно использовались) аналоговые
машины; не будем также забывать про машины механические, гидравлические
и т.п.
В любом случае, никакая наука не может быть построена на
одном открытии, одном законе, одной формуле. Попытка объяснить
ВСЕ чем-то ОДНИМ, конечно, представляет собой большое искушение,
но, скорее, способна завести в тупик, нежели открыть истину.
Подобный взгляд зачастую приводит к отбрасыванию или искажению
всех фактов, не укладывающихся в схему. Не будем также забывать,
что представления о научной строгости, экспериментальной и
теоретической обоснованности концепций не только различаются
в зависимости от того, о какой научной дисциплине идет речь,
но и существенно меняются от эпохи к эпохе.
Норберт Винер действительно не оставил после себя какой-то
ОДНОЙ, универсальной, формулы. Напротив, наследие Винера чрезвычайно
разнообразно, и есть МНОГО вещей в науке, связанных с его
именем: винеровский процесс, уравнения Винера-Хопфа и т.д.
Следует отметить, что вопросы нейрофизиологии были для Винера
вторичны: начинал он с задач управления зенитными комплексами
во время войны и в дальнейшем живые организмы рассматривал
в основном как прототипы для создания более совершенных машин,
систем связи и т.п.
Что касается загадочной «формулы Белова» для человеческого
организма, то она, по определению, не может быть универсальной,
но лишь приближенной эмпирической. Хотя бы потому, что каждый
из нас уникален, у каждого своя цепочка ДНК, определяющая
развитие организма от рождения до смерти, располагающая к
одним болезням, предотвращающая другие и т.п. В начале века
об этом, конечно, еще ничего толком не было известно.
В заключение остается посетовать: до каких пор приоритет
наших ученых будут доказывать историки, а не практики? Почему
передовые идеи отечественных ученых обнаруживаются на пожелтевших
страницах в пыльных архивах, а не в реальных делах, массовом
применении, повышении уровня жизни граждан, так, чтобы и вопросов
никаких не возникало? И ведь продолжается это не один век...
|
|
|
- |
|
Действительный член Академии медицинских наук
П. К. Анохин – Я занимаюсь физиологией нервной деятельности. Мне было бы интересно узнать,
какая проблема в области нейрофизиологии интересует Вас сегодня.
Н. Винер – Я интересуюсь тем, как поля головного мозга,
которые мы изучаем по осциллографу, организуют себя.
П. К. Анохин – В Советском Союзе существует несколько
направлений применения кибернетики к проблемам нейрофизиологии. Советскими
физиологами найдены механизмы, обеспечивающие устойчивость саморегулирующихся
систем. Приведу пример одного из них, обеспечивающего устойчивость кровяного
давления. Наше исследование показывает, что в саморегулирующейся системе сила
сопротивления оказывается тем большей, чем больше отклонение от нормы.
Н. Винер – Я очень интересуюсь этими проблемами нелинейных
систем и лично занимался механизмами этого рода нелинейных систем. Сегодня как
раз я обсуждал эти вопросы с профессором Е. Н. Соколовым.
П. К. Анохин – Поскольку сопротивление возрастает в
соответствии со степенью отклонения, нормальный организм трудно сделать больным.
Это и есть основа устойчивости гомеостатических систем.
Вторая проблема, которая интересует нас и разрабатывается нами
в полном соответствии с выдвинутыми Вами идеями, – это проблема очень быстрой
организации в нервной системе проверочных механизмов, которые складываются
раньше, чем само действие, контролируемое данным механизмом. Поступки человека
ясно свидетельствуют о том, что он обладает проверкой результатов действия до
того, как это действие совершает.
Н. Винер – Иными словами, живой организм имеет несколько
уровней выполнения действия. На первом, самом низшем уровне он просто отвечает
на внешний стимул. На следующем, более высоком, организм отвечает на внешнее
воздействие, исходя из истории своего предшествующего опыта, в согласии с
которым он корректирует стимул, поступивший в данный момент.
П. К. Анохин – Но механизм коррекции складывается
раньше.
Н. Винер – Это верно в том смысле, что организм должен
определить свою “политику” до того, как он проведет эту “политику” в жизнь.
Я привел бы здесь следующий пример. Есть такое маленькое
животное, живущее в Индии, - мангуст. Он питается змеями. Мангуст убивает змей
благодаря тому, что имеет одно простое преимущество перед ними – у него лучше
организованная нервная система. Сначала змея атакует, а мангуст отступает,
притворяется, что не нападает, и контратакует в промежутке между агрессивными
движениями змеи, и чем дальше развивается битва, тем чаще и чаще мангуст
опережает змею в нападении, учитывая необходимый “зазор” между двумя действиями
змеи. Наконец он умудряется атаковать змею в тот момент, когда она растянута и
не может защищаться.
Иными словами, мангуст программирует свои действия, не только
исходя из действий змей, которые он наблюдает, но и исходя из своего прошлого
опыта, коррегируя его с поведением змеи. Одно несомненно, что мангуст может
мобилизовать гораздо большую часть прошлого опыта, чем это способна сделать
змея.
П. К. Анохин – Вы привели очень интересный пример. Но ведь
здесь перед нами и врожденное поведение, инстинктивно направленная
деятельность.
Н. Винер – Конечно, структура поведения мангуста является
инстинктивной, но сама эта структура сформировалась в процессе эволюции.
Н. Ф. Овчинников – Сказалось ли влияние каких-либо философских идей и каких
именно в период создания кибернетики как новой науки?
Н. Винер – Мне очень трудно ответить на этот вопрос. Но я
могу сказать, что из философов прошлого один, несомненно, занимался бы сегодня
проблемами кибернетики. Это Лейбниц. Современная теория информации является
прямой наследницей логического исчисления Лейбница и его “Маthesis
universalis”.
М. Б. Митин – Проблему кибернетических машин Вы, профессор
Винер, как-то связываете с проблемой рабства. Но когда мы говорим о рабстве или
о рабах, мы ведь исходим из представления о живом человеке, который находится в
социальном угнетении. Применимо ли понятие рабства к машине?
Н. Винер – Задача состоит в том, чтобы добиться от машины
выполнения роли послушного слуги человека и в то же время вложить определенную
часть ума и самостоятельности в эту машину.
Я употребил слово “рабство” лишь в фигуральном смысле. Но то,
что мы хотим получить от машины (освободить себя от части труда и заставить
машину выполнять наши приказания), во многом похоже на то, что люди в варварские
времена хотели получить от других людей. Очень удобно иметь такого послушного
слугу, за жизнь и благоденствие которого мы не несем никакой моральной
ответственности.
П. К. Анохин – Понятие рабства немыслимо без представления
об отрицательных эмоциях.
Н. Винер – Конечно, и в машинах есть нечто похожее. Во
всяком случае машины “возмущаются” какими-то внешними воздействиями и
самоорганизуются в ответ на эти воздействия. Бесспорно, трудно назвать это
“эмоциями”. К счастью, машины не эволюционируют в эмоциональном отношении. Но
когда мы будем иметь очень сложные и развитые машины, может быть (я не уверен в
этом), проблема человека, управляющего машиной, во многом будет подобна по
содержанию проблеме человека, управляющего другим человеком. Мы можем оказаться
в положении Пигмалиона.
Б. С. Украинцев – В связи с этим я хотел бы спросить
профессора Винера: можно ли, по его мнению, определить какие-то разумные пределы
машинного моделирования мозговых процессов, предвидеть, что есть какая-то сфера, дальше которой совершенствование
машин уже не может идти?
Н. Винер – Мне хотелось бы описать положение в следующих
терминах. Мы имеем машины низшего порядка, которые действуют согласно заданной
программе. Мы имеем машины более высокого порядка, которые изменяют свою
программу путем обучения. Мы имеем машины, которые научаются учиться, и т.д. На
низшем уровне машины более надежны и более быстры, чем человеческие существа. Но
на более высоком уровне у людей появляются преимущества. Люди более гибки и
обладают способностью оперировать плохо определенными идеями, “смутными” идеями.
И где-то, на каком-то перекрестке, это преимущество начинает играть решающую
роль.
Конечно, данный пункт не является жестко фиксированным и будет
меняться в зависимости от уровня развития машин. Но я считаю, что этот пункт
всегда будет существовать, хотя и не могу определить, каковы пределы развития
машины в каждый данный момент.
А. Л. Субботин – Разрешите задать еще один вопрос. Сейчас
– как это случалось со всякой наукой, находившейся в стадии становления, –
вокруг кибернетики очень много философских рассуждений, в том числе легковесных.
Не можете ли Вы сказать, разработка каких реальных философских проблем важна для
кибернетики и может, на Ваш взгляд, принести действительную пользу этой
науке?
Н. Винер – По-моему, основная задача состоит в том, чтобы
возможно более точно и глубоко постичь организм самоорганизующихся и
самовоспроизводящихся систем. Что касается людей, пошедших в кибернетику просто
из-за того, что она стала модной, так ведь и в науке нередко возникает проблема:
спасите меня от моих друзей!
М. Б. Митин – Так как человек нуждается в отдыхе больше,
чем машина, хотя и машина в нем тоже нуждается, мы, видимо, должны закончить
нашу беседу, несмотря на то, что с удовольствием продолжили бы ее.
Позвольте мне от лица редколлегии нашего журнала и всех
присутствующих сердечно поблагодарить профессора Винера за то, что он нашел
время прийти в нашу редакцию и побеседовать с нами. Мы ему очень признательны и
полагаем, что такого рода беседы – хорошая форма живых дружеских контактов между
учеными разных стран.
Н. Винер - Я благодарю вас за любезность и за то внимание,
с которым вы меня выслушали. Я как раз хотел сказать, что это действительно
лучший вид контактов между учеными разных стран. В Москве у меня было очень
много сердечных и интересных встреч. До свидания.
Беседу переводил М. К. Мамардашвили, записала О. Г. Халевская.
Биографические статьи |
|
![]() |
|
|
|
Книги и статьи Анохина П. К. и его продолжателей |
|
Интервью с Константином Анохиным "Естественный путь к искусственному интеллекту" |
|
Отпечатки действительности в системных механизмах деятельности головного мозга |
|
Проблема центра и периферии современной физиологии нервной деятельности |
|